Тормоза модернизации

Постоянные дебаты о путях экономического развития России можно свести к нескольким острым проблемам. Удвоение ВВП без модернизации экономики страны было бы грустным достижением. Разумеется, критерием успеха перехода к рынку является восстановление процесса накопления и широкой модернизации. Но через 15 лет становления и 6 лет подъема переходная экономика не может предъявить больших успехов. Мы продолжаем сползать к экономике энергоносителей и полуфабрикатов. Стоит вычесть экспорт нефти и газа, оказывается: не только Германия и Япония, но и Польша, Украина, прибалтийские страны имеют значительное положительное сальдо торгового баланса против России. Человеческий капитал мы продолжаем производить, но экспортируем его даром, не обеспечив условий функционирования интеллектуального бизнеса.

Очевидна огромная потребность в капиталовложениях в транспортную и энергетическую инфраструктуру, жилищное строительство, необходимо возрождение науки, образования и здравоохранения, нужно поднимать Дальний Восток. За 15 лет переходного периода построены в основном пригородные коттеджи, несколько портов и нефтегазовых труб («Голубой поток» и Балтийская трубопроводная система) и кое-что из советских долгостроев (Бурейская ГЭС).

Уточним цели реформы: достойное существование (благосостояние) населения демократической, образованной, современной европейской страны. Наша роль в Азии нисколько не пострадает от осознания себя европейцами — там нас таковыми и считают. Быть европейцем — внутреннее состояние и не требует внешнего признания. Значительная часть населения — прежде всего молодежь, бизнес — приняла новую реальность: среднеразвитой сырьевой страны с большим социальным неравенством. Тем, кому в 1990 г. было 40–45 лет, стало 55–60, и они во многом потеряли эти полтора десятка лет в науке и жизни. Хорошо образованное поколение послевоенного бэби-бума — дети Победы и демобилизации — идет на пенсию. Молодые люди (моложе 40 сейчас) никогда не участвовали в крупных научных или промышленных проектах. Во многом страна уже приспособилась к жизни на ренту с сырья — скоро ее интеллектуальная мощь уже не будет волновать население, тем более что внешние признаки великой державы (от оружия до золотых медалей) и статусные параметры выглядят достаточно убедительно.

Вместо упорной системной работы начинается нервный поиск выхода из положения. Образ сказочного Емели довлеет над нами: сначала посидели на печке — потом поехали на печке, но ног не замочили. В начале 90-х ждали макростабилизации, потом преодолевали финансовый крах и ждали модернизации в условиях подъема. Теперь появилась новая тенденция: писать грандиозные прогнозы — без средств их реализации.

Нельзя сказать, что нет перемен к лучшему. Инвестиционный процесс в стране оживился в последние 5 лет, составив треть от объема капиталовложений 1990 г., — это меньше 20% текущего ВВП (инвестиционный бум — 24% и более ВВП). Внутренняя частная финансовая система демонстрирует высокие темпы роста и неспособность абсорбировать огромные сбережения — 30% ВВП. Большие доходы вызвали оживление в сфере торговли, информатики и связи, транспорта, в экспортных сырьевых отраслях. Рост военного заказа взбодрил машиностроение. Но этот уровень все же недостаточен для обновления запущенных систем и модернизации, создания высокотехнологичных и инновационных производств. При огромном перепаде отраслевых норм прибыли сырьевой экспорт, услуги, товары для более состоятельной четверти населения притягивают основные доходы и капиталы. Зависают важнейшие проекты в отраслях, требующих больших и длительных вложений при низкой норме прибыли (инфраструктура и массовое жилье). Инновации тормозятся высокими рисками, административными барьерами и запретительными налогами. Тяжело идут проекты в обрабатывающей промышленности: слишком дорогой кредит, нехватка рабочих рук и масса претендентов на ренту на входе в бизнес.

Благодаря национальным проектам открылась возможность раскачать правительственную рутину и подтолкнуть развитие нескольких ключевых отраслей. Тут немедленно начинается клановая борьба за контроль над новыми ресурсами, затяжки. И так уже 5 лет не могли создать банки развития. А появились финансовые ресурсы, оказалось: ни проектов, ни механизмов. Это как построить дюжину подводных лодок с двигателями и ракетами, но без команд, управления и связи. В это время накопленный профицит — то бишь Стабфонд (точнее, сундук) — растет и всех раздражает.

Каковы наши расходы в важнейших областях? В образовании в 2003—2006 гг. они составляли соответственно 101, 121, 158 и 202 млрд руб. Национальный проект добавляет 31 и 51 млрд руб. в 2006 и 2007 гг. В расчете на одного человека расходы в 2006 г. составят 1600 руб. в год. Расходы на здравоохранение за те же годы: 40, 49, 91 и 149 млрд руб. Национальные проекты в 2006—2007 гг. — еще 62 и 79 млрд руб., так что в 2006 г. окажется по 15 сотенных на брата. Рост по обоим показателям заметный — хотелось бы верить, что эффективность использования средств обеспечивается экономическими механизмами.

По новому финансовому плану Минфина Стабфонд достигнет к концу 2006 г. 2099 млрд руб., или 75 млрд долларов, после выплаты долгов Парижскому клубу (на зависть Евросоюзу). А ведь для бюджетной стабилизации фонд задумывался в пределах 500 млрд руб., и он обесценивается из-за внутренней инфляции. При высоких ценах на нефть (с нервотрепкой вокруг Ирана это почти гарантировано) к концу 2008 г. новый президент РФ получит в подарок Стабсундук с 4 трлн руб. И опять все начнется сначала: советники, министры, новый этап административной реформы, поиск проектов, борьба вокруг инструментов инвестирования и с Минфином за инвестфонд…

Фактический размер инвестиционных вложений в стране в 2004 г. составил 2,7 трлн против 16,7 трлн руб. ВВП, а в 2005 г. должен был (по предварительным оценкам) выйти на 3,7–3,9 трлн против 21,3 трлн руб. ВВП. Инвестиционный фонд на текущий год составляет 68 млрд, а все расходы на федеральные целевые программы — около 342 млрд руб., в том числе 40 на НИОКР и 195 на инвестиции.

Наивно полагать, что на средства Стабфонда можно просто увеличить инвестиции, вопрос их эффективности принципиально важен. Но и от проблемы обесценивания Стабфонда уйти невозможно: он имеет отрицательную норму доходности после очистки от инфляции. Это не проблема теории — это проблема жизни: что делать со свободными ресурсами, если есть огромный спрос, но нет доверия к механизмам расходования. Финансовый план обещает: «…Расходы федерального бюджета дополнительно вырастут в 2007 г. на 243,8 млрд рублей, а в 2008 г. на 181,2 млрд рублей, в том числе: по приоритетным национальным проектам на 36,6 млрд рублей в 2007 г. и на 38,3 в 2008 г.; по расходам инвестиционного характера на 193,9 млрд рублей в 2007 г. и на 133,9 млрд рублей в 2008 г." Даже с учетом дополнительных расходов задача рационального использования финансовых ресурсов и решения серьезных инфраструктурных проблем, проблем развития и модернизации не снимаются.

Масштабы национальных инвестиционных потребностей — триллионы рублей — далеко превосходят возможности Стабфонда и требуют мобилизации финансовых ресурсов и активности как малого бизнеса, так и крупных компаний и государственного бизнеса. Неадекватность финансовой системы резко сдерживает кредит и межотраслевое и межрегиональное переливание сбережений, на чем исторически стоит прогресс рыночной экономики. Недостаточная капитализация банковской системы, слабость страховой и пенсионной стали последним камнем преткновения для вступления в ВТО. Важно иметь в виду, что государственный (как и частный крупный) бизнес имеет тенденцию глушить остальной. Если мы хотим инновационного развития, надо защищать малый и рискованный средний бизнес от засилья бюрократии и рентоискателей. Возможность сосуществования зависит от намерений властей, законов и характера их выполнения.

Для обеспечения своей конкурентоспособности Россия должна не только обеспечить хороший инвестиционный климат для всех типов предприятий, но и прибегнуть к крупным национальным проектам, обеспечивающим эффективность отечественной экономики, будь то в области развития инфраструктуры или образования.