Марсель Салихов, президент Института энергетики и финансов дал интервью изданию The Bell о введении «потолка цен» на нефть.
— С 5 декабря вступило в силу эмбарго на поставки российской нефти в ЕС, а одновременно страны G7 и Евросоюза ввели для российской нефти ценовой потолок. Как соотносятся эти две сущности? Как они будут работать вместе?
— Здесь надо понимать хронологию. Весной западные страны постепенно вводили эмбарго на российскую нефть. Сначала его ввели Канада, США и Великобритания, которые в принципе покупали у России нефть и нефтепродукты, но очень немного. Потом о своем эмбарго договорились страны ЕС, именно оно вступает в силу сейчас. Это была основная идея, которую западные страны реализовывали в отношении российского нефтегаза, — что нужно вводить эмбарго.
Но уже к лету стало понятно, что эта идея не очень хорошо работает. Добыча нефти в России и экспорт после первого шока более-менее восстановились. Если в апреле добыча нефти была -8% к февралю, то уже летом спад сократился до -3%.
Западные страны увидели, что эмбарго — это не очень эффективный инструмент, потому что спад продаж для России компенсируется ростом цен: условно, при сокращении на 3% цены выросли на 20%, и приток валюты в Россию не сокращается, а увеличивается. При этом страдают сами страны, которые вводят эмбарго, — им приходится платить больше, а в Европе еще и обсуждаются громкие цифры, например, сколько миллиардов евро Германия заплатила России. Поэтому стали обсуждаться идеи не то что более сложного, но другого механизма, который должен был ограничить поступление валюты в Россию.
Была некоторая неопределенность, связанная с тем, как эти два ограничения — эмбарго ЕС и потолок цен — будут сосуществовать. Здесь могли быть разные варианты. Теоретически ЕС мог бы отказаться от идеи эмбарго и продолжить покупать российскую нефть, но по цене не выше оговоренной. Но в итоге решили вводить и эмбарго, и ценовой потолок. И мне кажется, что такое построение в значительной степени убивает саму идею price cap.
— Насколько вообще концепция ценового потолка будет работающей и решит ли она две главные задачи — уберечь рынок от резкого взлета цен и снизить российские валютные доходы? Были ли у этой идеи лучшие, на ваш взгляд, альтернативы?
— Идея не очень хорошая с точки зрения имплементации. Непонятно, как это [соблюдение price cap] контролировать. Похоже, западные страны тоже это не понимают. И отчасти поэтому вводится по сути потолок цен $60 за баррель, который находится на уровне текущей цены. Стратегия пока такая — «мы не очень понимаем, на что это повлияет, но давайте что-то примем и будем думать дальше».
— ЕС согласовал ценовой потолок на уровне $60 за баррель. Можно ли оценить, на сколько такой уровень может снизить годовую выручку России от экспорта нефти? Если исходить из оценки МЭА, по которой в результате эмбарго Россия будет вынуждена сократить добычу на 2 млн баррелей в сутки.
— Грубо говоря, где-то на $20 млрд. Это не какие-то огромные потери, из-за которых остановится экспорт, а бюджет лишится половины доходов. Но мы не знаем, как потолок будет имплементироваться. Может быть, продавцы и покупатели совместно найдут эффективные способы обходить его.

Подпишитесь на обновления
и узнавайте первыми о новых публикациях