Нефтегазовая отрасль России. Избегая «эффекта Kodak» - как подготовиться к энергетическому переходу?

Марсель Салихов, Президент Фонда «Институт энергетики и финансов» принял участие в интервью на тему «Нефтегазовая отрасль России. Избегая "эффекта Kodak" - как подготовиться к энергетическому переходу?», организованном J.P. Morgan посредством конференц-колла.

Отчет J.P. Morgan по итогам конференц-колла.

Потенциал добычи нефти в России и стратегия «последнего выжившего» в нефтегазовой отрасли

В последние несколько лет Минэнерго России и нефтегазовые компании готовились к ускоренному освоению углеводородного потенциала России (особенно в Арктике) в условиях «энергетического перехода». Насколько разумна эта стратегия в среднесрочной перспективе? И, какова вероятность, что в долгосрочной перспективе Россия останется одним из последних производителей в нефтегазовой отрасли?

В исследовательской группе JPM CEEMEA O&G мы считаем, что недавние события особенно ярко иллюстрируют эту среднесрочную стратегию «ускорения»: при поддержке щедрых налоговых льгот «Роснефть» продвигает свой проект Восток (2 млн барр./сут), рассчитывая достичь пика примерно к 2035 году; Министерство энергетики планирует реализовать обновленную СПГ-стратегию, нацеленную на производство около 140 млн тонн в год, и призывает ускорить строительство завода по производству СПГ с вводом большей части новых мощностей к 2030–2035 годам. И очевидно, что такое мышление связано с ухудшающимися долгосрочными перспективами - даже министерство энергетики подчеркнуло в стратегии развития СПГ, что после 2030 года риски сокращения спроса, связанные с энергетическим переходом, могут существенно возрасти. На наш взгляд, у России достаточно запасов углеводородов, чтобы обеспечить более высокие объемы добычи нефти и газа в среднесрочной перспективе и продолжить добычу углеводородов на горизонте 2050 года благодаря ее выгодному положению на кривой затрат. Таким образом, мы рассматриваем Россию как одну из «последних выживших» в мировой нефтегазовой отрасли.

Марсель Салихов прокомментировал, что, исходя из планов разработки нефтяных месторождений, Россия теоретически может увеличить добычу до 13 млн баррелей в сутки к 2030 году (примечание Рис. 4 не включает Восток). Этот прогноз на 2030 год в целом соответствует нашим выводам, основанным на сценарии равных возможностей добычи Лукойла, представленном в 2019 году: с учетом проекта Восток-Ойл мы можем прогнозировать добычу в России на уровне 13 млн баррелей нефти в сутки в 2030–2035 годах (Рис. 5). Что касается прогноза на 2050 год, анализ д-ра Салихова предполагает, что добыча нефти в России может упасть до 4,5 млн баррелей в сутки. Наше мнение несколько более оптимистично, что подтверждается нашей моделью нефтяной отрасли, которая предполагает добычу нефти примерно в 6 млн баррелей в сутки в 2050 году на сопоставимой основе без учета «Востока». Но, несмотря на различия в долгосрочных прогнозах, тем не менее, основываясь на кривой затрат, действующей в российской нефтяной отрасли, и анализе ресурсной базы, кажется, что и краткосрочная стратегия ускоренной монетизации, и долгосрочное положение одного из «последних выживших» достижимы.

Пограничный налог на выбросы углерода в ЕС вряд ли существенно повлияет на российскую нефтегазовую отрасль на начальном этапе, но в более широком контексте России необходимо рассмотреть вопрос о регулировании выбросов углерода

Хотя по-прежнему существует большая неопределенность в отношении пограничного налога на выбросы углерода ЕС (также называемого CBAM, механизм регулирования углеродных границ), каковы предварительные оценки потенциального воздействия этого механизма на российскую нефтегазовую отрасль? В долгосрочной перспективе, как Россия может подойти к регулированию выбросов углерода - например, может ли создание системы торговли квотами на выбросы (ETS) быть одним из вариантов, и какие еще возможности есть у России?

Марсель Салихов, Президент Института энергетики и финансов, как и Игорь Макаров, Руководитель Школы мировой экономики НИУ ВШЭ, подчеркнули, что CBAM в первую очередь будет нацелена на отрасли, способствующие утечке углерода в ЕС. Поэтому, по крайней мере, на первом этапе, влияние на российскую нефтегазовую отрасль должно быть ограничено. Таким образом, оба эксперта отметили, что имеющиеся в настоящее время оценки агентств потенциального воздействия предложенного ЕС налога на выбросы углерода на российский нефтегазовый сектор могут быть несколько преувеличены (оценки варьируются от 1,4 до 4 млрд долларов США в год, Рис. 6). Оценки Салихова при сценарии 30 евро/т CO2 (Рис. 7) предполагают умеренное воздействие на большинство российских нефтедобывающих компаний (1 млрд евро в год).

Марсель Салихов отметил, что создание Системы торговли выбросами (ETS) в России может быть вариантом, но пояснил, что, насколько ему известно, в настоящее время в правительстве нет планов рассматривать ETS в России на общенациональном уровне, хотя пилотный проект региональной СТВ может быть запущен на Сахалине (Дальний Восток России). Кроме того, Президент ФИЭФ отметил, что модель ETS должна быть адаптирована для ее работы в российской нормативно-правовой среде (например, простое копирование версий ETS для ЕС или Китая не сработает).

Развитие технологий CCUS и водорода в России в качестве способов декарбонизации – как возможные варианты, но они находятся на ранней стадии, и спрос со стороны ЕС сомнительный

Может ли водород и разработка CCUS в России стать жизнеспособными вариантами поддержки декарбонизации и, возможно, расширить топливный диапазон использования газа в России в процессе энергетического перехода?

Марсель Салихов и Игорь Макаров, похоже, согласились с нашим мнением о том, что российские производители нефти и газа должны обязательно рассмотреть проекты H2 и CCUS, но отметили, что на данный момент нет достаточной уверенности в том, что эти технологии будут экономически жизнеспособными в больших масштабах в России, и, что более важно, они подчеркнули, что спрос на водород из России со стороны ЕС выглядит еще менее определенным. Эксперты подчеркнули, что, хотя Россия хотела бы разрабатывать голубой водород (паровой реформинг газа с использованием CCUS) и желтый водород (электролиз воды с использованием атомной энергии), ЕС, похоже, не проявил особого интереса к проектам такого типа и сосредоточился в первую очередь на зеленом водороде, получаемом на основе ВИЭ (что очень дорого обходится России, согласно оценкам Российского центра энергетических исследований, Рис. 8).

В частности, Марсель Салихов отметил, что до сих пор ЕС не проявлял особого интереса к бирюзовой водородной технологии Газпрома. Таким образом, тот факт, что ЕС рассматривает бирюзовый водород, без выделения CO2, в качестве промежуточной технологии, не особо способствует существенным инвестициям в НИОКР со стороны «Газпрома». Более того, похоже, что транспортировка водорода по существующим трубопроводам «Газпрома» затруднительна с технологической точки зрения.