В издании «ИнфоТЭК» опубликована авторская колонка Алексея Белогорьева, директора по исследованиям и развитию Института энергетики и финансов о том, почему не повторится «нефтяной шок» 1970-х гг.
Может ли в целом повториться сценарий 1973 года?
На него может быть три ответа: первый – с точки зрения геополитики и макроэкономики, второй – арабо-израильских отношений как субъективного кризисного субстрата и третий – самих энергетических рынков. Во всех трех случаях предпосылки 1973 и 2023 годов, скажем сразу, разительно отличаются.
Геополитика и макроэкономика
Кризис 1973 года был, прежде всего, одной из вех долгого процесса деколонизации. Точнее, одним из заключительных этапов борьбы стран ОПЕК против контроля со стороны западных государств и их корпораций (пресловутых "семи сестер") над ресурсами и рынками нефти, включая, что было особенно важно, ценообразование. Благодаря исторически обусловленному характеру этих изменений эмбарго, введенное Организацией арабских стран – экспортеров нефти (АОПЕК, "младшая сестра" ОПЕК) и продержавшееся всего пять месяцев (с октября 1973 по март 1974 года), безвозвратно перевернуло и ценообразование, и движущие силы на нефтяном рынке. Иными словами, хотя сами решения об эмбарго принимались во многом стихийно и в порыве страстей, они отражали объективную необходимость, никак не связанную с собственно арабо-израильским конфликтом.
Второй и прямо связанной с первой предпосылкой кризиса были сохранявшиеся на протяжении десятилетий монопольно низкие цены на сырье, в том числе на нефть, которые перераспределяли мировое богатство в пользу экономически развитых стран. Это способствовало их быстрому экономическому развитию и социальному процветанию в 1950–1960-е годы и стало одной из основ для "экономического чуда" в ФРГ, Японии и других государствах. Соответственно, нефтяной кризис 1970-х годов был весьма радикальным механизмом перехода к более справедливому распределению глобальной сырьевой ренты и исправления сложившихся дисбалансов в устройстве мировой экономики в целом.
Третий важный фактор заключается в том, что нефтяной кризис стал составной частью и в то же время следствием разрушения Бреттон-Вудской валютной системы, устранив еще один дисбаланс: неучет в нефтяных ценах обесценивания доллара США как основной валюты расчетов. Нефтяные цены, скорректированные на долларовую инфляцию, на рубеже 1960–1970-х годов последовательно снижались: примерно с $30 за баррель (в ценах 2023 года) в начале 1960-х годов до $25 к лету 1973 года. Это стало еще одной очевидной точкой напряжения в отношениях между странами-импортерами, контролировавшими ценообразование, и экспортерами нефти.
Таким образом, нефтяной кризис 1970-х годов, несмотря на глубоко субъективные обстоятельства своего возникновения, имел под собой фундаментальные объективные причины, выходившие далеко за рамки даже собственно нефтяного рынка. В том или ином виде кризис просто не мог не разразиться.
При всех огрехах современной мировой экономики (в том числе на сырьевых рынках) сложно найти столь же фундаментальные дисбалансы, которые могли бы быть устранены с помощью условной "донастройки" нефтегазовых рынков.
Арабо-израильские отношения
Второе принципиальное отличие между рассматриваемыми событиями связано с участниками (субъектами) самого ближневосточного кризиса. На момент войны Судного дня государству Израиль исполнилось всего 25 лет. Несмотря на три выигранные им до этого войны (1947–1949, 1956 и 1967 годов), многие в арабском мире тогда еще всерьез верили, что Израиль можно уничтожить военным путем. Как известно, война 1973 года и была, возможно, последней такой попыткой с участием ведущих арабских государств ("возможно", поскольку основной задачей все же была деоккупация захваченных Израилем в 1967 году территорий Египта и Сирии). Все последующие столкновения, включая текущий конфликт, касались либо собственно палестинских арабов (война 1973 года с ними, строго говоря, была вообще связана косвенно, не ради них воевали), либо Ливана.
Сегодня же перед нами локальный, почти внутригосударственный конфликт, спровоцированный движением ХАМАС, к которому многие арабские страны, включая Саудовскую Аравию и Египет, относятся весьма негативно. В 1973 году масштаб событий был несравнимо больше, а накал страстей и геополитические ставки на порядок выше.
Энергетические рынки
Наконец, вероятность любого действия зависит, хотя и не всегда прямо, от его предполагаемой эффективности. И здесь нужно признать, что и мировая энергетика тоже решительно изменилась. Если в 1973 году на США, Канаду, Великобританию, страны ЕС-27 и Японию приходилось почти 71% мирового потребления нефти, то в 2022 году – лишь 38% (в международной торговле их доля даже чуть меньше), а само их потребление сократилось на 6,5% до 36,9 млн барр/сут. Одновременно доля КНР выросла с едва заметных 1,9% до 14,7%, Индии – с 0,8% до 5,3%, других развивающихся стран АТР – с 4,4% до 21,1%. Таким образом, любое эмбарго, неизбежно приводящее к росту цен, ударит не только по западным странам, но и по развивающимся, включая КНР и Индию, экономические связи с которыми для большинства стран Персидского залива становятся все более важным приоритетом. Никакое эмбарго на рынках нефти, нефтепродуктов и СПГ невозможно в современном мире без оглядки на Пекин и другие азиатские столицы, что было малозначимым фактором в 1970-е годы.
Перспективы
В международной энергетической торговле были и, вероятно, всегда будут "узкие" места, по которым могут наноситься политически мотивированные удары. Однако в последние годы этим механизмом пользуются почти исключительно условные "импортеры": будь то Соединенные Штаты, ограничивая торговлю Венесуэлы и Ирана, будь то европейские страны и те же США, вводя эмбарго против российских нефтеналивных грузов. "Экспортеры" после кризиса 1970-х годов нашли более "цивилизованный" механизм продвижения своих интересов на нефтяном рынке в виде квотирования добычи ОПЕК, а с 2017 года – ОПЕК+. Но за этими квотами видны экономические, а не политические интересы (последние у стран ОПЕК+ как раз сильно различаются).
Сложный и дискуссионный характер носила ситуация с резким сокращением российских трубопроводных поставок на газовый рынок Европы в 2022 году, выглядевшая как "встречное движение" импортеров и их ведущего экспортера. Однако этот кризис примечателен другим – своей кратковременностью: он, несомненно, разрушительно повлиял на долгосрочный газовый спрос в ЕС и привел к внушительному росту издержек потребителей. Но с точки зрения роста цен и баланса предложения и спроса его удалось относительно быстро купировать, при том, что состояние мирового рынка СПГ (главного источника альтернативных поставок в ЕС и Великобританию) было и остается напряженным. "Виной" тому, на наш взгляд, прежде всего три фактора: растущая диверсификация энергетического баланса, повышение общей гибкости энергоснабжения и приоритет рыночного ценообразования. Все то, чего так не доставало мировой энергетике в 1970-е годы. Сочетание этих факторов делает, на наш взгляд, практически невозможным повторение в мировой энергетике событий масштаба полувековой давности.
Подпишитесь на обновления
и узнавайте первыми о новых публикациях